Эвонтихант

В Дальнем Мире, именуемом Зиярефом, был полуостров Альдаммат, омываемый Эвонтихантским морем.

Предикторы таинственного народа Трехглазых в своих темных одеждах являлись на Альдаммат с дарами для воинственного брусбартского народа из Малой Семьи, который жил там.

Трехглазые принесли им в дар свое учение о Путях, кои они исповедуют, и эвонтихантские старейшины приняли его.

И новые верования их произошли от заключения сверхъестественных уз, и эвонтихантцы почувствовали их, приняли их и связали себя ими со своими духовными наставниками.

Трехглазые взяли незрелые полудикие племена под свою опеку, чтобы периодически посещать Альдаммат и формировать здесь, как глиняный горшок, для себя верное воинство, которое намеревались использовать в будущем.

Тогда же предикторы Трехглазых принесли сыновьям эвонтихантских старейшин оружие. Декорированные кинжалы из священного альмадина, и эти дары были приняты сынами эвонтихантцев с Альдаммата.

И Трехглазых здесь нарекли именем эль джинра, что значило, Странствующие, что соответственно делам их, ибо они пришли из Других Миров.

В подробных Летописных Канонах Большой Семьи, чье составление началось параллельно с основанием Библиотеки в Хасебафе, где ранние из сохранившихся к тому времени ветхих переписанных документов были датированы вторым тысячелетием до начала новой джельдинистской эры, эль джинра описывались как сумеречные существа.

Хотя доподлинно неизвестно, насколько их истинное обличье сходится с отразившимся в кривом зеркале поздних брусбартских легенд преувеличенным представлением об эль джинра как о нездешних святотатцах, как о скрывающих свои лица и подбинтовывающих свою нижнюю челюсть, подобно покойникам, зеленоглазых чужеземцах в волнообразных темных полюдаментах с наплечными оморфами и странными символами, как об окутанных нездешней тьмой и нездешним сиянием могущественных апостолах, которые направлены сюда Древней Силой из Дальних Миров для проповедничества своего темного, неясного и пугающего старинного Учения, основанного на понимании чуждых Законов, о странной сущности под названием Сумрак и пронизывающем все мироздание Незримом Свете.

В Большой Семье непосредственно никто и никогда не контактировал с эль джинра. И почему для своего явления и насаждения своих верований они предпочли малоразвитые народы Малой Семьи, а не Большой, было неизвестно.

Вероятно, одним из главных факторов являлась незащищенность эвонтихантцев. Пусть нельзя принимать как источник достоверных сведений отрывочные записи и переменчивые образы, сохранившиеся в чужой памяти и восприятии и зафиксированные в словесных формах, однако допустимо принимать во внимание искусное, изощренное внушение, проделанное эль джинра над эвонтихантскими дикарями, которые по сомнительной милости и непререкаемому завету покинувших их Хозяев вынуждены прозябать в тени окутывающей их дурной славы.

Слава учения эль джинра в Зиярефе воистину была дурной, ведь для брусбартов Большой Семьи важную роль играло благословение и любовь их первоматери Спирали и божественное покровительство Отца Неба.

Этот аспект их мировоззрения оказался столь живуч и неискореним, что даже джельдинизму пришлось адаптироваться под него, чтобы выжить как новой религии правого получашия.

В нескольких трудах малоизвестных брусбартских авторов под эвонтихантским термином «эль джинра» подразумевались исключительно персонажи наскальной живописи и мифослагательства эвонтихантцев, которые оказались настолько невежественными, что в годы нужды в едином лидере уверовали в собственную выдумку как в миротворческих божеств и защитников священного Эвонтиханта.

В тогдашнем понимании брусбартов Большой Семьи единственным местом обитания эвонтихантских божеств, так называемых «эль джинра», являлись отсыревшие пещеры Альдаммата, как бы символизирующие первобытное и нецивилизованное состояние умов их обитателей, а сами эль джинра в Летописных Канонах упоминаются под саркастическим именем «Сироты из Безнебесья». Ибо в Большой Семье эти лже-боги представлялись как тюремщики и узники одновременно, как тени, осиротевшие во тьме безнебесья, в гнусном безбожии первобытно пещерного существования; невольники, которым не хватило сил, чтобы отделиться от заплесневелой столетней фрески и сойти с пленивших их стен.

Потому нетрудно понять причины, по которым народы Большой Семьи на протяжении нескольких столетий предпринимали попытки искоренить ложные верования, подобно моровому поветрию распространившиеся по Эвонтиханту, пытаясь развеять примитивные доктрины их и охватывающие пожаром неистовой веры умы кровнородственных брусбарстких племен Малой Семьи.

Вместо того, чтобы обратиться к верованиям собратьев и принять их Отцов Основателей как Господ, невежественные эвонтихантские кумиропоклонники, отвергшие благословение и покровительство, даруемое брусбартскому народу Отцом Небом и Матерью Спиралью, предпочли уйти во тьму Безнебесья к своим холодным и ложным божествам.

Так эвонтихантцев живописали грядущие поколения брусбартов.

Когда же Трехглазые явились на Альдаммат, то изолированные брусбартские народы Малой Семьи были для них подобны скоту, который содержался в загонах.

Однако Трехглазые не желали им зла, ибо Учение, что даровали они патриархам, отражало убеждения и веру их самих.

– И дабы Незримый Свет проникнул в вас, нужно время, а время это наполните ревностным служением Свету и творите в Умах ваших и на Делах ваших те формы и службы, кои угодны Незримому Свету!

Трехглазые научили эвонтихантцев музыке, которую творили своими инструментами, и так Трехглазые стали глубоко почитаемы как мастера дела, которое делали.

Они постепенно заслужили уважение в народе, который почитался среди собратьев выродившимися дикарями.

И патриархи эвонтихантских племен благословили своих сыновей и учили их по мистическому завету мастеров, с которыми отныне разделяли мировоззрение и разделяли участь.

И Участь их заключалась в том, чтобы противостоять пророку Сорфенталю и Великому Хранителю Гамгаллату, предавшему свой народ.

– Он, Гамгаллат, Великий Хранитель и Скотопасец! – так предикторы эль джинра наставляли эвонтихантцев.

И они внушили им, что замысел Гамгаллата состоит в том, чтобы обратить Священные Воды Эвонтиханта в Земли, в заросшие высокотравьем пастбища, где бы вдоволь могли прокормиться его бесчисленные кочующие из мира в мир табуны парнокопытных, жвачных и травоядных, среди которых было великое множество голов скота, как оленей, лосей, овец и лошадей, обезумело мечущихся в облаках удушливой пыли, которая поднимается у них из-под копыт, сотрясается и вибрирует под их весом земля, но они не обращают друг на друга никакого внимания, толкаясь и сшибаясь, целиком поглощенные лишь голодом и жаждой, и страстью к обжорству.

– Их неисчислимы стада, которые оберегают полчища полубыков-полумужчин минотаврийцей, сопровождают по пустынями полулошади-полумужчины кентаврийцы и поучают премудростям животного знания козлоногие сатирийцы, которым покровительствует принц скотопасцев Гамгаллат!

Этот миф глубоко укоренился в разуме эвонтихантцев, и патриархи почитали своим долгом защиту Священных Вод от Гамгаллата.

И предикторы, чувствуя, что нашли необходимую нить, стали тянуть за нее.

И разум патриархов отзывался на их манипуляцию.

И альдамматцы собирали шествия к дальнобережью эвонтихантского моря, где проповедовали для иных племен.

Они описывали темных мастеров как стражей Священного Эвонтиханта, которые пришли, чтобы даровать защиту Священным Водам и Священным Берегам.

Патриархи Альдаммата утверждали, что души Стражей подобны длинному лоскуту старинной церемониальной брусбартской ткани: филафили, сотканной попеременно из светлых и темных волокон.

Художники Альдаммата высекли в глубинах пещер петроглиф, изображающий эвонтихантских патриархов, которые расселись вокруг высокорослой и таинственной зеленоглазой фигуры, чьи одежды – дым, а лик и ладони – пламя.

Патриархи были изображены с плюмажами на головах, и тела их сокрыты плащами, и фигуры их повернуты лицами к фигуре эль джинра.

В устных сказаниях, которые альдамматцы произносили перед кухпатами с Дальнобережья, Трехглазые были описаны как прабожества, что явились подобно вспышке молнии на священных берегах высокотравного полуострова Альдаммата, изобилующего вулканолитными отложениями алатыря.

Из поколения в поколение предания об эль джинра не менялись, а учение их и заветы блюлись неукоснительно.

Старейшины хранили и передавали от отца к сыну по наследству и демонстрировали неверующим сияние декорированных резьбой ритуальных кинжалов из священного альмадина, тех самых, которые получили как дар от предикторов Трехглазых много лет назад.

Но сами эль джинра канули, казалось бы, безвозвратно в прошлое, становясь все более полумифическим народом, легендой Малой Семьи, которая сплачивала эвонтихантцев перед угрозой не столько мифической, сколько реальной, исходящей от их собратьев брусбартов и Отцов Основателей, которые не желали мириться с тем, что под боком Большой Семьи безумные язычники приумножают свою власть.

Не прошло и нескольких лет, как Земные Отцы по воле Основателей направили свои армии к Эвонтиханту.

Однако по краю море, обросшее скалами с дикой растительностью, напоминало ежовую спину, и тут армии Большой Семьи потеряли преимущество и встретили смертоубийственное сопротивление племен, которые атаковали из тени быстро и без раздумий, подобно стервятникам, налетающим на умирающего в пустыне.

Дикари не брали пленных, оставляя после себя лишь свалку окровавленных тел с торчащими из спин и шей стрелами. Земля на пропиталась кровью, повсюду на пути отступления валялись отрубленные эвонтихантскими саблями в яростной схватке руки, ноги и головы с напряженно застывшими выражениями ужаса на лицах с зажмуренными глазами.

Прославленный военачальник от Большой Семьи, чье имя звучало как Кадомосто, подготавливал флот Отцов Основателей к пересечению эвонтихантского моря.

Но и на его водах эвонтихантцы ориентировались и вели боевые действия безупречно.

Когда посреди ночи Кадомосто направил корабли к дальнобережью, примитивные гондольерки и катамаранки, переполненные кухпатами, стоунгами и маурами, уже двигались по направлению к противоположным берегам, выглядя черными-пречерными в отраженном свете бесчисленных созвездий.

Эхо их испепеляющих голосов слышалось издали, когда они вступили в бой, кто на суше, а кто на воде.

Катамаранки и гондольерки, движимые, по-видимому, яростной синхронной силой эвонтихантских гребцов, устремились наперегонки друг другу с невероятной скоростью и проворством, рассекая поверхность моря, соблюдая неслыханное согласие в кажущейся сутолоке и хаосе.

Солдаты армии Большой Семьи были напуганы, а их сломленный дух, что держал ослабевшие тела на ногах, эвонтихантцы вышибли из них молниеносным столкновением лоб в лоб.

Примитивная флотилия их насчитывала по меньшей мере полусотню разукрашенных судов, на которых поместились несколько тысяч разгоряченных дикарских голов и которые маневрировали, атаковали, наполненные кухпатскими лучниками и охотниками, и исступленные мауры поджигали вражеские суда.

Направляющие и гребцы складывали осмысленные последовательности, выстраивая быстроходки в боевые порядки, словно их импровизированную тактику указывало им само провидение.

И Кадомосто, наблюдавший за ними издалека, с высоты утеса, видел только сочетание симметрических узоров и сходящихся и расходящихся рядов этой языческой армады.

И рисунок, который движение ее оставляло на поверхности воды, напоминал Кадомосто искусную вышивку на традиционном алтарном покрывале, которым пользуются для богослужений в хасебафском Храме Отца Неба.

Кадомосто ухмыльнулся этой мысли, глядя, как пылали багрово-красные паруса, лоскуты горящей ткани опадали будто листья с высыхающего клена и плыли, все еще горя, по взвихривающемуся волнению моря.

Кадомосто слушал пронзительные крики струсивших солдат, а тем временем катамаранки и гондольерки приспосабливались к направлению и волнению необъятных вод, массивных раскачивающихся волн, окрасившихся в кроваво-красный цвет отраженных пылающих кораблей, на которые накатывалось и которые топило словно бы заговоренное безудержной силой море.

И эвонтихантцы продолжали преследовать захватчиков на каменистых берегах, крича и нападая из засад, кухпаты молились Рахул Маралу, Благородному Оленю, защитнику земли, а на сияющей воде орудовали иные божества, как кузнец Ихтиат и покровитель воинов у чхотов Мушамаим, чьи имена скандировались хором, и все были едины под эгидой пришлой веры в Незримый Свет, хитро взаимодействуя и с безрассудной решимостью перемещаясь, совершая сложноописуемые маневры.

Мауры топили веслами прыгнувших за борт врагов, чхоты пронзали их копьями, одним махом обезглавливали эвонтихантскими саблями.

И Кадомосто ничего не мог рассмотреть сквозь дымку и отраженный свет, кроме черных-пречерных пунктиров и орнаментов, изменяющихся по собственному разумению, и ветер донес до ноздрей Кадомосто аромат крови и дыма, а до ушей жуткие нестихающие вопли.

Там, где вереницами проходили лодки эвонтихантцев, поколебленная вода окрашивались в мертвенно-черный цвет, а Кадомосто и его приближенные только смотрели, и лишь Кадомосто среди прочих наблюдавших улыбался.

После нескольких поражений, которые Отцы потерпели от народов Малой Семьи, армии Большой Семьи отступили от эвонтихантской ереси по требованию Старших и Младших Сыновей, выступавших как противники Отцов, что в недалеком будущем привело к междоусобным войнам в Семье.

Однако Кадомосто уговорил Отцов дождаться часа и повторно атаковать.

– Мы атакуем, когда поверхность моря сделается достаточно твердой, чтобы выдержать вес нашей военной машины.

И Кадомосто объяснил задумавшимся Отцам, словно поторапливая и подталкивая их к решению.

– Зимой лед Эвонтиханта прочен как гранит, а по глубине оттенков подобен чистейшему мрамору.

– Но если эвонтихантцы найдут, что противопоставить нашей военной машине? – спрашивал один из старейших Отцов.

Тогда же Кадомосто спокойным голосом объявил, что в случае, если эвонтихантское племя окажется настолько несгибаемым, они используют против него силу ветра.

И они стали дожидаться зимы.

Среди великого множества эвонтихантцев же, суровых мауров, Сынов Каменного Берега, серокожих стоунгов, Сынов Гор, альдамматцев, Сынов Леса, и прочих зрели торжествующие настроения, и они прославляли божеств своих, дивились той силе, которую даровал им Незримый Свет.

Но племя великих охотников, которых иные эвонтихантцы между собой именовали кухпатами и почитали за великие их таланты, скрытность, замкнутость и тайное мастерство следопытов, мужчины этого племени не разделяли всеобщего довольства и торжества, и выжившие охотники возвращались домой омраченными, с тяжелым сердцем, ибо кухпаты поклонялись Великому Духу Благородного Оленя, Рахул Маралу, который не одобрял кровопролития.

Кухпаты расселились по труднодоступному и живописному дальнобережью Эвонтихантского моря.

Согласно легендам, когда-то сюда пришли чужеземцы, чьи имена давным-давно позабылись, эти чужеземцы были сказочниками и мифотворцами, и множество юношей и девушек из враждующих и соседствующих фратрий тайно посещали слагателей, чтобы послушать их истории и пророчества.

И оттуда по полупустынному дальнобережью заключались новые союзы, формировалось под влиянием принесенной культуры новое племя, которое теперь известно здесь как кухпаты.

Прежде остальных малоразвитых племен под влиянием сложного мифотворчества кухпаты сформировали и обособили свое собственное мировоззрение, упрочив его на протяжении столетий ритуалами, символами, тайными знаниями, полученными от Великого Духа Благородного Оленя.

Пришлые легенды они видоизменяли и вплетали в них свои мотивы, чтобы сохранять направление мышления предков.

Из уст в уста они передавали предания, сложные традиции возвели в коллективном сознании кухпатов непреступное оборонительное сооружение, которое на протяжении веков предохраняло самобытную культуру их от ветра перемен, от чужеродного влияния предикторов эль джинра и Большой Семьи.

Златокудрый и бронзоволицый юноша, чье имя Кухпат, дожидался возвращения своего отца Хама, но отец его возвратился домой, будучи в мрачном расположении духа.

Женщина, родившая Кухпата от своего мужчины, прежде чем стать матерью, была дочерью патриарха из дружественной фратрии и занималась домашним хозяйством.

Мужчина же, зачавший Кухпата, отец его Хам, был великим охотником фратрии и благодаря мастерству своему заслужил право посещать дом патриарха и состоять у него в подчинении, ибо патриарх созывал лишь великих охотников и был благословлен Великим Духом Рахул Марала, и состоять в личном подчинении патриарха случалось немногим.

Патриарх неизменно заручался советом Хама, спрашивая его по поводу стихий и охоты, в чем Хам был знаток.

Когда же начались походы по Священным Берегам против низкорослых брусбартов из Большой Семьи, охотник присоединялся к воинству своего патриарха и находился при нем до тех пор, пока они не возвратились на Дальнобережье.

И все эти перемещения, военные действия и пути охоты находили отражения на Эвонтихантском Поясе Созвездий.

Находили отражения в мифах и легендах, и сказках.

Когда Хам возвратился со Священных Берегов, то дома его встречал Кухпат, первый и единственный сын его, и жена.

Но Хам был в мрачном умонастроении и остался пребывать в тени шатра, пока Великий Дух не развеет его скорбей.

Будучи сыном своего отца, Хам был благословлен Великим Духом Рахул Марала для рыболовства и охоты.

Он тренировался и обучался у предшествующих охотников искусствам, чтобы следовать их светлым путем неотступно.

И приближалось время, когда для семилетнего Кухпата, сына Хама, должна была определиться принадлежность его.

Кухпат и иные сыны фратрии слушали рассказы охотников и прославленных старейшин рода о Белокаменном Городе с монументальными Белыми Башнями и Белыми Маяками.

До Белокаменного Города можно было добраться лишь по воде, ибо Город находился в Сиянии Плавучей Земли, его часто скрывали шторма и туманы.

Старейшины повествовали о Великих Охотниках, чьи души уходят в Белокаменный Город на Золотой Земле.

В злую погоду Золотую Землю невозможно наблюдать, но когда ее настроение меняется, то проступают в отдалении Золотые Земли и Белокаменный Город выдвигается из тумана.

И всякий раз Сооружения его отличаются формой и расположением, словно у далекого Белокаменного Города множество сторон и он вращается как бесконечное колесо.

Хам объяснял Кухпату, что великие воины и шаманы способны сообщаться с Золотой Землей и ее Маяками посредством различных жестов и сочетаний пальцев, чтобы повлиять на то, как в последующие дни сложатся формы Города.

Так они подстраивали Землю под свои временные нужды, но только если это необходимо им.

Подобным же образом шаманы могли повлиять на то, как расположатся для взаимодействия великие стихии в течении определенного цикла по календарю.

Так они давали лучшую возможность охотникам для охоты, а самим себе для ритуалов и иных дел.

Кухпат предвкушал те дни, когда вместе с отцом Хамом войдет в Белокаменный Город в сиянии Золотой Земли.

Когда-то Кухпат спрашивал у женщины, что его родила, о Золотой Земле, но мать Кухпата принадлежала до сих пор верованиям соседней фратрии и предостерегала Кухпата, ибо ее страшил Белокаменный Город.

Она сказала сыну, чтобы он не ступал на ту землю:

– Не пей тамошнюю воду, не всматривайся в тамошние отражения и не отводи взгляд, если пойдешь по тамошним улицам, ибо Белокаменный Город и мраморные стены его не то, чем кажутся. Твоим интересом завладели вещи потусторонние, для которых еще не наступило время!

Коротко говорил сыну и Хам, когда узнал от своей женщины об интересах Кухпата:

– Ограничься тем, что окружает тебя, ибо Белый Город и Золотая Земля никогда не остаются одинаковыми, они постоянно преображаются, и снаружи и внутри. Неподготовленный охотник будет блуждать там, пока не потеряется, и уже никогда не сумеет возвратиться в мир.

С прибрежных утесов, испещренных гнездами альбатросов, Кухпат наблюдал за Белокаменным Городом и видел, что он постоянно перемещается в пределах, определенных Священными Берегами Эвонтихантского моря, словно бы это отражение, заключенное на поверхности огромного зеркала.

Но иногда Белокаменный Город просто исчезал бесследно, а его место занимали яркие отраженные созвездия.

Однажды Кухпат пришел к своему деду: тот был древним старцем, он редко поднимался с места и почти не покидал тенистый шатер.

– Расскажи мне о Золотой Земле, деда.

И древний старец, бывший великим воином, поведал Кухпату:

– Та земля уходит из-под ног, если чужаки являются на ее Священные Берега без приглашения как к себе домой! И, отчаявшись, чужаки пытаются ухватить ее, но земля будто проваливается под воду и уволакивает тонущего за собой на дно морское, где их души ярко сияют во тьме и привлекают внимание Великого Кузнеца Ихтиата, который собирает эти души, принимая их за драгоценные камни, и относит на свою наковальню, где расплющивает их ударами своего молота, поднимая волны на море, что возвышаются до самых небес, а затем опадают вслед за опускающимся молотом Ихтиата. И он все бьет души своим молотом, надеясь переплавить их и выковать из них нечто прекрасное, однако с каждым ударом они теряют Сияние свое и драгоценные свойства и становятся подобны камням!

В конце концов Великий Кузнец Ихтиат выбрасывает их целыми пригоршнями в море, как безделушки, тогда окаменевшие души поднимаются вверх, где их вымывает волнами на Священное Дальнобережье, чтобы родные могли отыскать там душу своего умершего родственника, мужа или отца!

И множество кухпатских женщин, дочерей или даже сыновей до сих пор ищут души мужей и отцов, блуждая по берегам, усеянным галькой, они поднимают и ощупывают каждый камешек, слушая его, и на это у них уходят часы, дни, а иногда и целые годы!

Услышав истории деда, Кухпат исходил Дальнобережье под крики чаек, постукивая камешками друг о друга.

Оттуда Кухпат наблюдал и за Белокаменным Городом.

Когда Город менялся в настроении, то Стены, Улицы и Башни его, различимые в отдалении, делались темными, а прежде яркий свет Золотой Земли постепенно угасал под ними.

Для кухпатских охотников эти перемены служили сигналом, ориентиром и предсказанием относительно того, как в ближайшие дни и месяцы перемешаются Стихии.

Случалось, что до войны с низкорослыми брусбартами Большой Семьи шестилетний Кухпат выходил в море на гондольерке Хама, с трудом ворочая длинным веслом, но у него никогда не получалось приблизиться к Золотой Земле.

Кухпат постоянно приставал с вопросами к лодочникам, интересуясь, не родились ли они в Белокаменном Городе и не пригласят ли его туда как гостя, и обещал не тревожить никого.

Но в ответ слышал только добрый и веселый смех, и ему говорили, что он, должно быть, будет патриархом фратрии за свою смышленность!

Когда же Хам, возвратившийся с оскверненных братской брусбартской кровью Священных Берегов, по благословению Великого Духа Рахул Марала вышел из тени мрачного умонастроения своего, то немедленно отыскал Кухпата, который гулял по Дальнобережью.

– Какого Знания ты доискиваешься тут и в чем Страсть твоя, что ввела тебя в Живой Народ? – спросил Хам сына.

Но Кухпат, казалось, не понял вопроса и только покосился на Золотую Землю.

Тогда Хам спросил его:

– Сколько раз видел ты, как я направляюсь к Святым Берегам Золотой Земли?

И Кухпат ответил, что всегда наблюдает.

Тогда Хам спросил сына:

– Видел ли ты, как я отвожу для обмена товары? Трофеи, шкуры и мясо, взятые мной на охоте?

Кухпат ответил, что всегда гондольерка переполнена трофеями, которые отец отвозит в Золотую Землю.

– Но видел ли ты привезенное мной или полученной мной в обмен?

Тогда Кухпат задумался и ответил, что не видел.

– Но что же я получил на Золотой Земле?

Кухпат сказал, что не может ответить, и Хам произнес:

– Знание, сын! Есть мужи, чья забота отыскивать знание и выторговывать его жертвами, а есть мужи, чей долг употреблять знание, которое было получено. Иначе наши жертвы – приносятся напрасно!

Муж, подобный мне, Хаму, отцу Кухпата, заботится не только о том, чтобы отыскивать Знание, но и Понимать, какое Знание употребимо для Добра, а какое для Зла.

И Долг его отцовский учить сыновей своих отличать Одно и Другое как отличают чайки воду от неба, отраженного в ней, и не летят в воду.

Ты видел чаек, что, перепутав отраженные небеса с истинными, устремлялись в воду и тонули бы в ней?

Кухпат ответил, что не видел.

– И то, что употребимо во Зло и Вред, охотник не привозит для своих сыновей из Белокаменного Города, а то, что употребимо для Добра и Пользы, выторговывает жертвой.

Пойми, что Жертва очищает Знание и делает употребимым, приравнивая к самой Жертве.

И нельзя не опорочить Жертву, которая употребляется во Зло; и хороша Жертва, что употребляется в Добро, ибо ее Дары возвеличиваются для нас.

Но ищущий Знание не доискивается больше, чем требует нужда, а каждое Знание употребляет к своему пределу.

И Кухпат не уразумел то, что пытался сказать ему Хам, тогда отец улыбнулся.

– Вот родится муж или жена в Золотой Земле, тогда целиком, от макушки до пят, будут происходить от Знания!

Однако каждая форма Знания обитает и происходит в своем собственном пределе, и только лишь Сила может пределы преодолевать, чтобы связывать полученное Знание из двух или трех, или больше различных пределов.

И Полученное Знание отличается от Неполученного Знания только лишь отсутствием формы существования.

И ты можешь наблюдать повсюду формы живого Знания, наблюдать и Пределы, в которых действуют они или назначено им действовать, и из Пределов происхождение их.

И от связей с Силой законы употребляются к Знаниям!

А может ли случиться, чтобы Знания переходили из предела в предел?

Произойдет ли Драгоценная Жемчужина у тебя в горле от Пустых Речей? Отложит ли курица Каменное Яйцо? И вылупится ли из яйца Большая Черепаха? Родит ли мышь корову?

И будут ли доить эту Корову, а вместо молока получат песок? Наденут ли старейшины свинье на голову Патриарший Плюмаж и поставят ли главенствовать над фратрией?

И благословит ли Великий Дух Рахул Марала проклятием?

Среди сказанного мной возможно лишь, что свинья будет главенствовать над фратрией, ибо Дочь Глупость родится от Матери Глупости, и ее происхождение очевидно мне сразу.

Хотя пределы Глупости велики и Ложные Формы ее многочисленны, она не превосходит Знание в Силе, вот над чем необходимо поразмышлять тебе, сын Кухпат, думай над этим!

В сумерках Кухпат неотрывно смотрел на черные стены и черные формы Белокаменного Города, а в светлое время пришел к Хаму, занимавшемуся делом, к которому у него имелся дар, не происходивший от благословения.

И Кухпат спросил отца, чтобы он рассказал ему о духе, о Великом Благородном Олене, Рахул Марале, и дарах его.

– Рахул Марал покровительствовал Эвонтиханту еще до нашего с тобой сотворения из плоти и крови фратрий, – сказал ему отец. – Давным-давно случалось, что Рахул Марал являлся среди кухпатов, рождаясь в народе, он отбирал мужей, чтобы Благословлять Семя их, а с Семенем входил в женщин, чтобы происходить от них.

Так, происходя от Великого, Рахул Марал делался Малым, но и капля воды остается водой, даже если отнять ее от моря.

И свойства ее сохраняются такими же, что делает ее водой, и подчинение ее Законам таково как у воды, ибо вода подчиняется ее собственным Законам по всем направлениям Земли.

Так и сокрытое Величие Рахул Марала требует того, что положено ему Высшими Законами, если он рождается тут в малом!

Но нисходит Благородный Олень редко, с давних пор явления его почти прекратились среди кухпатов.

Но если рождался в нашей крови и плоти, то Сила, от коей он родился и происходил, искала подобное себе, таков его Дух!

И Кухпат размышлял о словах отца, а эвонтихантское море постепенно видоизменялось, и воздух делался холоднее.

Кухпат же, пока не пришли холода, отправился на охоту, ища благословения Рахул Марала.

Он поймал животное и убил, а трофей свой принес к охотничьему жертвеннику, куда приносили дары иные охотники, и оттуда взывал к Духу.

Когда же Рахул Марал явился, то явился не к Кухпату, но к отцу его Хаму:

– Сын твой доискивается меня, ибо в его сердце созрело прошение, но отсутствует понимание того, что он совершил и того, что есть Жертва!

Он не вверяет себя в мои руки, ночи его сделались бессонными в предвкушении желаемого, а страхи его велики. Он вошел в мой лес ложной поступью и осквернил его!

Научи же сына правильной Жертве, иначе путь его будет преисполнен Скорбями!

Хам направился в рощу к жертвеннику, где увидел молящегося Кухпата и то, что его жертва – есть убитый зверь.

Когда же Хам заговорил, то голос его был холодным и яростным, и оглушительно разносился над рощей, хотя и не отпугивал птиц, и не нарушал покоя нигде, кроме как в сердце Кухпата.

– Что ты делаешь?! – спросил он. – Можно ли подносить в дар матерям и отцам мертвые тела их сыновей и дочерей?!

Твои трофеи отпугивают Духов Охоты, сын!

И животные избегают с тобой встречи, ибо ты несешь им смерть в страхе!

Кто позволил тебе войти в охотничьи угодья, не будучи благословленным для Охоты?

Ты оскверняешь наш жертвенник нечистыми подношениями! Посмотри, что в дар возложили на алтарь иные Охотники?

Это плоды их трудов в часы, когда они не были охотниками!

Но взгляд их был сосредоточен, и Руки их были заняты благородным трудом, и сердца их были наполнены Верой, Служением и Силой!

И каждый благословленный Охотник возложил то, к чему у него имелся дар, отсюда это и стало Жертвой, ибо так они принесли часть своего Дара, а что же сотворил ты?

Как мог ты сотворить такое? Или не размышлял ты о том, чему я учил!

В Благословении Рахул Марала тебя нет, и его Жертва не может сделаться твоей Жертвой!

Он жертвует тебе, но не ты ему!

Нельзя возвратить жертву жертвующему, ибо Рахул Марал входит в нас в часы охоты и собственным Духом он ведет охоту на своей Земле!

Тот, кто не вверяет свое Тело и свои Помыслы Духу Благородного Оленя, а ступает по его владениям самовольно и без дозволения на то, тот является причиной вреда, он несет зло жизни!

Разве не бегут прочь звери, чуя твой страх, твои желания, твои сомнения!

Ты входишь, будучи Собой, туда, куда тебя не приглашали, в Священные Угодья, неся вред формам обитающего здесь Знания и Жизни!

Поразмышляй над этим, Кухпат, и уходи прочь!

Когда наступили холода, то эвонтихантские воды стали замерзать, и по Дальнобережью пошел слух, что Большая Семья намеревается направить свою военную машину по льду.

И вновь созывали воинов. Когда Хам направился к жертвеннику, то увидел там молящегося и просящего Кухпата, который приносил правильные жертвы Великому Духу.

– Чего допрашиваешься ты у Духов? – спросил Хам.

Кухпат ответил:

– Хочу Знаний о Золотой Земле и прошу дозволения войти в Белокаменный Город, этого хочу!

Хам задумался, замолчал, и глаза его сделались чужими, будто он погрузился в воспоминание, а затем произнес отрешенным голосом:

– Как ты войдешь туда, откуда выходишь?

И если войдешь, куда намерен, то отразишься ли там? И что есть отражение твое?

И, произнеся это, Хам ушел.

Вскоре пришла весть, что брусбарты Большой Семьи одержали несколько побед и сокрушили эвонтихантцев, а среди павших кухпатов был и Хам, отец Кухпата.

И на Дальнобережье прибыли корабли, и военачальник, чье имя Кадомосто, взирал на Эвонтихант оттуда, откуда еще не взирали на него чужаки, и Кухпат пытался узнать у низкорослых брусбартских солдат Большой Семьи, что стало с отцом его, ибо еще не знал, что Хам погиб в бою.

И Кадомосто пригласил его на аудиенцию, и Кухпат пришел к утесам, по которым привык бродить в одиночестве.

И здесь было множество чужаков, вооруженных длинными копьями, на которых реяли стяги Большой Семьи, а сам Кадомосто сидел за небольшим столом, накрытым скатертью, словно все это происходило во дворце далекой земли, в Хасебафе или в Ассальефе или иной метрополии, а не среди пустынных скал.

– Где отец мой? – спросил Кухпат, и Кадомосто спросил Кухпата об отце его, а когда узнал достаточно, то сказал:

– Великий Охотник был убит брусбартскими солдатами в бою.

И Кухпат обратил взор свой к Золотой Земле, к Белому Городу с его Белыми Башнями и Белыми Маяками.

– Но где теперь мой отец?

– Он мертв, – ответил Кадомосто. Но затем понял, что Кухпата тревожит иное, и стал расспрашивать его об отце.

Кухпат ответил, что отец его обладал мудростью, был добр и знающ в делах, к которым у него был Дар и благословлен к охоте.

– Его мудрость не была его мудростью, – сказал Кадомосто благосклонно. – Его доброта не была его добротой, даже воля, что объединяла эти величины и дары воедино, не принадлежала твоему отцу, ибо во вселенной не существует твоего отца, а все эти Силы возвратились туда или тому, кто даровал их и слились со своими первоначалами и первоисточниками. Разве эвонтихантцы не осведомлены о физике, о высших науках? Твой отец, Хам, был только плодом воспитания, тем, что ваша культура допустила, а ваша Золотая Земля и Белокаменный Город... что ж, это лишь отражения облаков в море, взгляни отсюда. Смени перспективу, прими нашу точку зрения, всего-навсего облака на воде в столбах отраженного света и тепла среди растаявшего льда и этих завораживающих криков морских чаек!

Все это уже происходило до нас, это отражено в летописях, ваша собственная цивилизация здесь не регулируется никакими нормами и законами, вы не отращиваете бород, ваши мужчины не прикрывают священный теменной вырост, как это делаем мы, ваши собратья брусбарты из Большой Семьи, вы выше нас ростом, ваша комплекция иная, если не сказать по-другому. Но при ваших дарах физических вы обделены разумом, ваши достижения столь ничтожны, вы блюдете первобытнообщинный строй и непостижимым для меня образом сохраняете ту систему взаимоотношений, которой наши прародители придерживались в начале своего мировоззренческого становления, когда только покидали пределы тундры и спустились из долин Хашшурбаннипала. Сколько? А кто знает, как давно это было? Вероятно, очень давно.

Вы живете в страшном хаосе, где изо дня в день ваше общество склоняется над краем пропасти на волоске.

В отличие от четко структурированных Больших Семей, где есть наши Отцы Основатели с их Сводом Законов и Бронзовым Кресалом, символизирующим усердие. Они приравнялись в славе к божествам, хотя давным-давно мертвы. Они осуществляют над нами власть свою и волю небесную, над своими потомками. Это мы. Но какая воля у покойников?

Никто из живущих по определению не способен сравниться с ними, с обессмертившими свои имена и лики Отцами Основателями Большой Семьи, никто не равен их заслуге, как бы не старался плюнуть выше, никто не может претендовать на их место, а ради какой Славы тогда Жить нам?

Если мы определили себя как низших, а вас?

Это месть Отцам Основателям, но мстим мы не им – а вам.

И если божественная власть сосредоточена в руках Отцов, то мирская власть Большой Семьи сосредоточена на верхушке пирамиды у так называемых Земных Отцов, ты слышал?

Они отказываются от имен своих ради поста, путем религиозного воспитания и строжайшего отбора, учитывающего и оценивающего сформированные ими идеологические, национальные и политические убеждения.

Земные Отцы назначаются на посты для осуществления надзора, регулирования и при необходимости наложения временных или постоянных ограничений на деятельность нижестоящих Детей.

Земные Отцы манипулируют Старшими и Младшими Сынами и Дочерями, между собой они делятся на Братьев и Сестер, которые властвуют от собственных имен, тем не менее они не обладают сколько-нибудь значительной свободой волеизъявления. Мы, дети – рабы наших отцов!

Земные Отцы способны замещать Старших Сыновей и прочих, и прочих, по собственному усмотрению, более подобающими кандидатами, хотя подобное отлучение от власти случалось до сих пор всего четырнадцать раз в истории брусбартской Большой Семьи.

Видишь? Структура, власть, понимание. А что вы можете противопоставить Большой Семье?

У вас ничего нет, кроме пустынного моря, скал, камней и птиц.

Как давно первые брусбарты вписали свои имена в древнейшие документы? Пусть наша письменность была примитивной, все было примитивным, но высшие из нас основали города, были основоположниками великой брусбартской цивилизации, Большой Семьи.

Пусть не все было успешным, но мы достигли успеха, наши прародители создали первые зодиакальные летоисчислительные машины, все было примитивно, но примитивное развивалось.

Брусбартскими первопроходцами и летописцами составлялись и датировались первые официально зарегистрированные погодные прогнозы, копии которых имеются в открытом архиве Ассальефа, а в будущем мы надеемся открыть Библиотеки в каждом городе от Хасебафа до Калемкадара, и кто знает, что за судьба ждет эти города?

Мы дадим нашим Сынам образование и подарим им свои умы.

Твои собратья эвонтихантцы презирались Отцами Большой Семьи всегда, сколько я себя помню.

Ремесленники ваши обращались в мамелюков при раннем султаноправящем строе Большой Семьи, тысячелетия назад, слабейшие из эвонтихантцев становились жертвами эксплуатации, доведенные до голода, сломленные, забытые и готовые услужить любому, лишь бы выжить.

Видишь? Мы это помним, мы знаем, что вас можно сломить. Но грядут новые междоусобные войны внутри Большой Семьи.

И теперь, когда ваш народ сломлен и покорен, все повторится.

Старшие Сыны пойдут против Отцов, но они не будут умерщвлять кровнородственную плоть, они будут черпать из этой ямы. Ваших лучших воинов завербуют как баш бозаков, то есть горячих голов, и вы будете сражаться друг с другом как бойцовые псы, как расходные ресурсы, чтобы другие могли устраивать войны, не жертвуя ресурсом умственным.

Потому что мы ценим наши мозги. Но ради чего умирать вам?

Вы не знаете собственной истории, собственных легенд, которые сотворены вами. Я докажу это, дитя!

– Ты когда-нибудь слышал о мастере Шамурафе? Шамураф был эвонтихантцем, легендарным мастером эвонтихантской сабли, непревзойденный никем в обращении с ней, я читал о нем. Знаешь, кем он был в Большой Семье?

Был Шамураф баш бозаком, еще в стародавние годы, когда мы сломили вас, а ведь и по сей день монументальная статуя Шамурафа украшает площадь Ассальефа.

Отцы Большой Семьи даже почитали саблю эвонтихантских баш бозаков оружием, которое помогло им удержать власть и даровало победу над Старшими Сыновьями, что задумали превзойти их.

История тысячелетней давности вновь грозит повториться. Вот-вот, уже близок час. Но я, кажется, хотел рассказать о Шамурафе, хотя биография его коротка.

До того, как он воевал в рядах баш бозаков на стороне Отцов Большой Семьи, о нем нет никаких конкретных сведений, а после того его жизнь была размеренной и скучной, без суеты.

О вашем собрате Шамурафе наш великий поэт, чьего имени я не помню, сочинил весьма бездарную поэму. Он не владел пером с тем мастерством, с каким Шамураф владел саблей, а ведь мастерство это заслужило ему величайшие почести в Большой Семье. И он был участником многих кровопролитных битв, кажется, убив несколько сотен собственных соплеменников и брусбартов из Большой Семьи.

Примечателен эпизод битвы за Ассальеф, в котором автор старательно пытается описать неуклюжим слогом движения Шамурафа. Автор утверждает, будто перед битвой мастер был погружен в мистическое молчание, сосредоточенный и окутанный безмолвием, в состоянии предбоевого транса. Когда же на улицах Ассальефа началась резня, в своих длинных одеждах, традиционных для племени чхотов – а Шамураф был чхотом, – он ступал беззвучно как тень среди криков и звона клинков.

Он предал свои Члены и Дух свой богу Мушамаиму, богу Войны чхотов, и вступил в схватку с врагами Земных Отцов на лабиринтообразных узких переулках Ассальефа, идя против течения толпы.

Знаешь, дитя, в Ассальефе по географическим причинам гнездится множество птиц, и вот, как утверждает автор поэмы, одна из них, вид ее не уточняется, пугается звуков боя и взмывает в воздух, при этом обронив в гущу смертоубийственной рубки одно из перьев.

Кадомосто прикрыл глаза, словно пытаясь визуализировать в уме сцену из прошлого, при которой не присутствовал.

– Но это перо не коснулось земли, нет, напротив, оно неожиданно завертелось в расписных воздушных потоках Шамурафской сабли.

Могу себе вообразить, что брызги крови хлестали отовсюду, а бедное перышко металось себе, окропленное и захваченное стремительным вихрем, сбиваясь с намеченной траектории, оно на мгновение застывало, но очередной взмах Шамурафской сабли утягивал его обратно в смешение, в путаницу воздушных масс, где оно дико крутилось, плясало, сверкало, опять крутилось, застывало, на личном примере демонстрируя принципы тормозящего противодействия, то опять кружилось и металось, то неожиданно оказывалось на противоположном удару сабли краю, куда его на фокуснический манер утягивали цепкие инерционные силы, а затем резко взвивалось, как пламя свечи, очерчивая идеальный полукруг, блуждало и опять опадало, словно снежинка, аккомпанируя прерывающимся воплям и звону стали!

И в том, как это перо переливалось и играло в лучах света, преследуя опережающую его на шаг саблю, и в блеске пера и в сверкании самой Шамурафской сабли можно было угадать отражения перекошенных лиц и последние мгновения жизни дураков, что встали на пути Шамурафа.

Когда же он изрубил их, нанося хирургически точные удары, то перо медленно опустилось на окровавленную улицу к босым ступням застывшего Шамурафа, окруженного десятком обезглавленных, обезрученных, обезноженных и попросту обезображенных тел.

Кадомосто открыл глаза и внимательно посмотрел на Кухпата пронзительным взглядом маленьких темных глаз.

– Но сам Шамураф и одежды его не испачкались даже каплей крови, а выглядели так, как выглядели до начала сечи.

Вот такая вот история, о которой вы позабыли.

Мастерство Шамурафа быстро привлекло к нему внимание, а его дикарский облик и одежды чхотов сменились цветами и тканями Большой Семьи Ассальефа, в которой он служил телохранителем Младших Сыновей на протяжении следующих сорока восьми лет своей жизни!

– Хотя сам Шамураф, по утверждениям биографов Семьи, был равнодушен к хозяевам, не участвовал в жизни их, не учил их язык, однако он обучал просящих своему мастерству, а также полюбил искусство чашесажания, выращивания хрупкой карликовой растительности в горшках. По словам биографов, эта практика умиротворяла мастера до самой смерти.

Кадомосто пожал плечами, приглаживая роскошную бороду ладонью, и взгляд его блуждал в небе среди чаек.

Он поднялся из-за стола, низкорослый и широкоплечий, в скромной панфиле военачальника и облегающем макушку с гребневидным выростом головном уборе, приблизился к краю утеса, взирая на продолговатое Эвонтихантское море.

Оно, расположившееся вдоль среднележащих поясов чаши Зиярефа, было своеобразным жизнетворным органом вроде печени, в его недрах формировалось множество веществ, которые обогащали тысячи рек, рожденных от него и струящихся к нижележащим поясам чаши вплоть до самого ее Дна, где распростерлась пересохшая эрозионная пустошь.

Там земли были богаты минералами, однако же совершенно обезвожены из-за высоких температур и сильнейшего иссушающего выветривания.

Испарения бесчисленных рек, струящихся со всех направлений от полярного круга, окаймляющего пригубок чаши, вниз до Дна, испарения всех этих рек устремлялись вертикально, искажая воздушное пространство над Дном чаши и вплоть до самых небес, пока не исчерпывался атмосферный слой в выси.

Солдаты и военачальник, и безмолвный Кухпат взирали на грандиозное море, расположенное, как капля, в монументальной чаше Зиярефа, чьи дальние края невозможно было разглядеть отсюда.

Кадомосто заговорил в шуме ветра, дующего с моря:

– Я считаю большой удачей то, что мне удалось наблюдать за жизнью воды в темный час в непосредственной близости.

Для вас, должно быть, это сделалось привычной картиной, но я был восхищен этим до глубины сердца моего.

То, как отражается небесный эвонтихантской пояс на поверхности моря. Над всем правым получашием нельзя различить даже ближайших планет-фонарей и нижних нимбов Спирали, настолько эффектное свечение здесь, что все затмевается для вас!

Кажется, будто все получашие заполнено уходящим в вертикаль и диагональ отраженным сиянием, которое порождается столпотворением Солнц и Лун. Так у нас в Большой Семье официально принято называть планеты-фонари Большие и Малые. И пенящиеся конницы их и пылающие колесницы за неимением более подходящего ипподрома для своих божественных скачек сходятся на поверхности эвонтихантских вод, калейдоскопируясь как созвездия, раскладывая сложные пасьянсы. Ничего, равного этому, не случалось мне еще видеть на отжитом веку!

Я даже воспользовался своим неотрегулированным дальномером, чтобы подробнее разглядеть этот затмевающий все семафор, движущийся в потемках по простору, заполненному сливающимися солнцами и лунами.

И Кадомосто с пафосом процитировал стихотворные строки:

– Миг, как известно, был престранный! Ибо сошлись четыре направленья в треугольной раме, где запечатлел я, как на вогнутой панели панорамной дали всполоскалось первозданное сырье пожара!

И сразу пурпурное смешалось с алым, и временные тени кровоизлиянья заплясали в перманентной коме! То явленной была, мне чудилось, пестрейшая, прозрачная вуаль, где Тени Дней Прошедших и Былых Столетий сползались и вплетались в виртуаль нетронутую!

И бабочек молитвенный букет рассеян по ветру, и в воздухе разлит эфир, повсюду, похоже было, будто свет меняет состоянье, из мерклого луча переходя в сиянье!

Кадомосто замолк, а потом опять заговорил:

– И это водовместилище выглядело несколько часов назад таким, что теперь, повторно глядя на его бледный и холодный равнодушный и бездыханный покров, трудно и вообразить подобное несоответствие! Изумрудно-ровная поверхность как бы из бархатных переливающихся заплат рябила и видоизменялась, и казалась ярче Солнц и Лун, и прочнее иных Светил, которые воссоздавались в ее водах из колеблющегося притворного мрамора. Яростно сияла отраженная гроздь планет-фонарей из созвездий Годовалого Теленка, Глиняного Светильника и Петли Укрюка, как именуют эту схему ваши собратья с Альдаммата.

Кадомосто обернулся к Кухпату и долго, вдумчиво глядел на него.

– Видишь, я ознакомился с вашими верованиями, дитя, и они не более истинны, чем наши!

Ваша Золотая Земля. Белокаменный Город, даже Рахул Марал, Благородный Олень! И к чему это привело?

Боги, которых вы сотворили, умрут, вы зря старались, зря вдохнули в них жизнь, а теперь они умрут.

Больше нет бесплодных обещаний, ненужного мудромыслия, не будет неясностей, только ясность как на листе бумаги, где все расписано по буквам, нет сомнений, нет безрезультатного поклонения, я дам тебе смысл.

Разве хоть что-нибудь, что они обещали тебе, сбылось? Ты удовлетворил свои желания? Ты обрел себя и покой внутри?

Мне кажется, ты не понимаешь, что от тебя прятали на протяжении твоей жизни, но еще не поздно понять. Ты молод. Ты очень молод. Ты еще мальчишка.

Кадомосто принужденно улыбнулся и тяжело вздохнул.

– Пойми же, дитя, я не хочу вашей и твоей смерти, но я только орудие, как сабля в руках Шамурафа. Пойми, что Старшие Сыны и Отцы идут своими путями к власти, а вам некуда отступать, никто не заступится за вас. Ты, может, подашь пример своим соплеменникам, если примешь меня как Господина своего. Ты станешь подобен Шамурафу, но по-своему, разумеется.

Ты покажешь членам Большой Семьи, что вас можно еще облагородить, как дикое растение культивировать в новых условиях, что вы не просто сырье и глина, но подобны нам и имеете в себе Дух Живой, Вдохнутый в нас Отцом Небом и Спиралью.

Я вложу в твои руки книги и Свод Законов, а твой ум обработаю, и Кресалом высеку из него огонь!

Пойми, если ты не послужишь примером для остальных кухпатов, мы так или иначе доломаем вас как сухой хворост, что разбросан по всему лесу.

Это уже предрешено и предсказано, мы разожжем огонь войны, а вы будете топливом, вам не сохранить уклад жизни.

Все это происходило прежде, и теперь, когда оно происходит вновь, я будто бы вспоминаю уже случившееся в момент его повторного происхождения.

И я убежден, что все это уже было. Я это ощущаю неизменно, я знаю, что будет, я знаю, что было, но не могу вспомнить, при каких обстоятельствах и когда именно!

Ваши верования канут в небыль, уйдут, забудутся, ваш язык будет отнят у вас, Сыны не поймут Отцов.

Но ничего, мы найдем им замену – все пустяково!

Мы предложим вам нечто лучшее, практичное, подлинное. Ведь это всего лишь обман!

Это ложь ваших заблудших отцов. В грязи нет Святости, а в вашей жизни нет возвышенности, мой брат брусбарт!

Я воспитаю из тебя того, кого никогда не воспитал бы твой отец...

И Кухпата одолела ярость, отразившаяся на лице его, и Кадомосто заметил ее еще прежде, чем Кухпат бросился на него, с грохотом отбросив стол. Забренчали по камням атрибуты посудного сервиза, сверкавшие в дымном свете безликого кроваво пахнущего утра.

Кухпат попытался столкнуть военачальника. Но Кадомосто проявил неожиданную прыть и увернулся, уйдя от края, а Кухпат же потерял равновесие. Кадомосто хотел ухватить мальчишку за руку, но Кухпат сорвался, летя сквозь перинообразный промозглый туман и внизу расшибившись о голые камни.

Кадомосто, в окружении сбежавшихся солдат, приступил к краю и подумал, к чему же зря разбрасываться жизнью.